Годы жизни: 1926-2008

Место рожд.: г. Киев (Украина)

Образование: Горьковский государственный ун-т

Годы ссылки:

Обвинение и приговор: Арестован в 1944 г. Приговор (по ст. 58-10) - ссылка в Сибирь.

Род деятельности писатель, сценарист.

Места ссылки Игарка, Ермаково.

Шерешевский Лазарь Вениаминович - поэт. Родился в 1926 г. в Киеве. В начале войны эвакуирован в Горьковскую область, откуда в 1943 году ушёл на фронт. В 1944 году по доносу был арестован и осуждён по статье 58-10, отбывал заключение в Коми АССР. В Абези в театре Стройки № 501 работал сценаристом и автором текстов (скетчи, конферанс, стихи, либретто). Бывал по театральным делам в Игарке. После освобождения вернулся в г. Горький. В 1958 году там же окончил университет. Работал в газете, затем перешёл на творческую работу. С 1971 года проживал в Москве. Член Союза писателей с 1966 года. Автор нескольких поэтических сборников.

: в файле

Ночной ветер Рыщет ветер в Синайской пустыне, Море Красное – неба синей… В многозвёздной ночной полустыни Реют тени кочующих дней. Дни Хеопса и дни Хаммурапи, Глас пророка и трубы Суда, Как пески, что покорны по-рабьи, Гонит ветер туда и сюда. Воплотившийся в свод ветхокнижный, Вновь, как в древности, мудр и жесток Этот так называемый Ближний, В тьму времён удалённый Восток.

Уговоры, раздоры, укоры Здесь как знаки судьбы и борьбы, Где верблюжьи горбы словно горы, А хребты – как верблюжьи горбы… Египтяне, евреи и греки, Путь араба к Медине и Мекке, Птолемеевы библиотеки, Плач, стеною скреплённый навеки, Тени дней, голосов перегуд… Видит Сфинкс, не смыкающий веки, Два народа во чреве Ревекки, Вифлеемский овечий закут, Белый крест на булатной насеке, Башню танка, тележку калеки, Окровавленный флага лоскут…

И текут вавилонские реки, Сквозь пороги столетий текут… Стихи о моём имени Что в имени тебе моём? Уют Не дышит в нём, и слух оно исколет. Я – Лазарь. Тот, которого поют И наобум которого глаголют.

Лучу подобно имя и ножу, Звенит струной, а не басов раскатом. Я в гноище и рубище лежу И предстаю то бедным, то богатым.

И в этот век, что так учён и дик, Оно пришло, опасно и ненастно. И с лазером рифмуюсь я впритык, И с лагерем рифмуюсь ассонансно… Воспоминание Вверху – ракеты, а внизу – Дыханье крепнущего боя, Я по снегу ползу, ползу С тяжёлой стереотрубою. Вода в обмотки натекла, Ботинки одеревенели, И ни защиты, ни тепла В моей потрёпанной шинели. Семнадцать голубых годов, Протёкших под семейной кровлей, – И вот я ко всему готов, Хоть ни к чему не подготовлен. Окопы наши мне видны – Дополз, бессилье превозмогши, Среди такой большой войны Усталый, маленький, промокший… * * * Когда мне бывает так трудно, Что память бурлит возмущённая, Мне снится полярная тундра, Людскими костями мощённая.

Когда подступает одышка, Прихлынув от случая к случаю, – Мне снятся прожектор, и вышка, И проволока колючая.

Под вздох исступлённый и краткий О напрочь утраченной волюшке Мне снятся землянки, палатки И трассы размеченной колышки.

Мне снятся поверки, этапы, Щелястые стенки вагонные, Овчарок когтистые лапы, Охранники краснопогонные.

Мне слышится стон сокровенный, Пронзивший те годы кромешные: За что в ледяную геенну Низвергнуты души безгрешные? Мне снится, как мало я стою, Как жизнь непрочна быстротечная – Как почва над той мерзлотою, Что метко объявлена вечною… Сопротивление Арестантам беда – трын-трава, Горе горькое – зоне вполагоря… Но и там мы качали права, Вырываясь из омута лагеря. Будто верили впрямь, что всерьёз Наши чаянья будут уважены, – Налегали вовсю на насос Над безводной обманчивой скважиной. Там, где правили дрын да кастет Буйный пир удальства своенравного, Сам собой возникал комитет По правам человека бесправного. Голодны, чуть прикрыты рваньём Да цинготными мечены язвами, Не отребьем, не сбродом, не дном – Пылью лагерной были мы названы. Но начальственный разум тупой, За оградой нас прочно заякорив, Не учёл, что в пылинке любой Притаился свой маленький Сахаров. * * * Весь в шипах, но отнюдь не в розах По сосудам и нервам елозящий Не какой-то там мелкий склерозик, А чудовищнейший склерозище.

Виноваты бляшки ль, не бляшки – Но недугов всех окаяннее Не дающее нам поблажки Забыванье и неузнавание.

В лживом блеске учёных регалий Пред каким вы судом предстанете, Те, что нам проходить предлагали Хитрый курс выпадения памяти?

Прозревая, попробуй вызнай: Чьею волей, злой и настырною, Нам преподана линия жизни Не сплошной чертой, а пунктирною?

И история понемногу Малевалась такими фресками, Что представлена не дорогой, А разрозненными отрезками.

И исчерчен бесстыже-нагло Не путями, а бездорожьями Мир – как будто ещё не дряхлый, Но намеренно осклероженный. Толерантность Коврик приобрёл из поролона, Разместил в углу иконостас. Хочешь – бей пред образом поклоны, Хочешь – совершай себе намаз.

Мне ещё с подсвечником достались Ремешки для ритуальных дней, Чтоб, закутан в чёрно-белый талес, Мог бы помолиться иудей.

Если только жив ещё я буду И деньжонок накоплю притом, Я украшу круглоликим Буддой Скромный, но гостеприимный дом.

Чтобы гость в душевном равновесье Весел был, накормлен и согрет, Для поборников любых конфессий Припасу печений и конфет.

Я готов признать любое кредо, Если есть в нём нравственный рубеж: Приобщись хоть к вере людоеда, Но людей, пожалуйста, не ешь! Покаяние Каюсь в том, что не махал оглоблей, Не подтягивал коням подпруги, Что мой родич занят был торговлей, Ну, а я пошёл вникать в науки.

В том, что Ягве предок мой молился, А не Магомету с Бодисатвой, Что в роддоме я на свет явился, А не под копной в разгаре жатвы.

Каюсь в том, что, с глаз срывая шоры, У властей считался отщепенцем, В том, что выжил в тундре близ Печоры И случайно не попал в Освенцим.

В том, что местечковый мир убогий Был включён в Россию вместе с Польшей, Каюсь в том, что каялся не много И что надо б каяться побольше. Ночное По чёрточкам часов Денёк своё отпрыгал, Домашних сытых псов Прошёл вечерний выгул.

Спит город за окном Бесцветно и безгласно… Гори оно огнём, Всё, что огню подвластно!

Нет истины нигде Единой, совокупной… Тони оно в воде, Всё, что воде доступно!

Вновь жизнь свою игру Начнёт порой рассветной… Развейся на ветру, Всё, что покорно ветру!

Не стоишь и гроша Ты, мыслящая особь! И мечется душа, Ища к спасенью способ.

Земное – отжито, Душа от боли стонет И мир казнит за то, Что ею он не понят… * * * Не потому, что листья облетели, Не потому, что близятся метели, Не потому, что краткий хмурый день, Отстартовав на пасмурном рассвете, Подобно улетающей ракете Теряет за ступенькою ступень, –

А потому, что, теплоты не зная, Душа опустошённая, сквозная, Как речка, затянувшаяся льдом, Не моет, не поит, не орошает, А лишь себя тревожно вопрошает: – А что потом? * * * Смерть сразит ли меня наповал, Изведёт ли недужной морокой, – Но свой срок я земной отбывал Не без страха и не без упрёка.

И высок я бывал или мал Под времён неподатливой властью – Но всё сущее воспринимал Не без гнева и не без пристрастья.

Скажут над поминальной кутьёй, Над бутылкой, седой от морозца: – Не был рыцарем, не был судьёй И не рвался к ним в оруженосцы.

Скажут: – Внутренний музыки гул Слыша, строчку со строчкой сосватал, Но мечом никого не проткнул И в тюрьму никого не упрятал. ЛАЗАРЬ ШЕРЕШЕВСКИЙ

ПОСТОРОННИЙ

Жизнь свою я не проворонил, Хоть и числился ни при чём. Был тем самым я посторонним, Вход, которому воспрещён.

Но не стоит тостов застольных, Важно тайны свои храня, Круг допущенных и достойных, Ограждаемый от меня.

Не стремлюсь уподобить вере Самочинных пророков бред, Не желаю стучаться в двери, Где приманкой висит запрет,

Где ленивыми языками Суесловный смакуют жмых За своими семью замками, На своих небесах седьмых.

Не хочу никаких варягов Моим пустошам и пескам, Ни особых универмагов, Ни буфетов по пропускам.

Лучше жить, сомневаясь, мучась, И не жаждать ни лент, ни блях, Ни копеечных преимуществ, Ни отпущенных свыше благ.

Лучше тягостно и бессонно Мыкать горе своё, пока Не назвали запретной зоной Реки, горы и облака.

1976 г.

Личный сайт Германа Гецевича – www.getsevich.ru

Шерешевский Лазарь Вениаминович стихи. 1592 дня назад Цитата Сообщить о спаме Шерешевский Лазарь Вениаминович Застлало Заполярье снежной мутью, Метет пурга, как новая метла, Сдувая пешеходов с первопутья, Как смахивают крошки со стола. Здесь от мороза трескаются горы, И птицы застывают на лету. Оленю, - будь он даже самый скорый, - С пургою совладать невмоготу. А мы, пришельцы с Запада и Юга, На Севере не покладаем рук. Чертою заколдованного круга Не может стать для нас Полярный круг. Конвой сжимает ложа трехлинеек, Доеден хлеб и допита вода, И стеганые латы телогреек Напяливают рыцари труда, Поднявшись не с подушек и матрасов, А с голых нар, где жерди егозят… Такого не описывал Некрасов В своих стихах почти сто лет назад. Нас как бы нет, - и все же мы - повсюду: И в насыпях, и в рельсах, и в мостах. Возносится строительное чудо На поглощенных тундрою костях. Текут людей сосчитанных потоки, Ворота запирают на засов… О век Двадцатый, век ты мой жестокий! Где милость к падшим? Где свободы зов? 1949 г. Стройка № 501

Глубок и плавен мудрый Енисей. Над ним леса угрюмые нависли. И - локтем к локтю чувствуя друзей, Волна волне подсказывает мысли. Чеканный ход его студеных струй Нетороплив, как повесть старожила, Где села Покукуй да Погорюй Его волна легендой окружила. Молчит мохнатобровая тайга. Обрывы тускло блещут валунами, И небо, упираясь в берега, Полгода солнце носит над волнами. А дальше - небо до весны во мрак, А воды - в упаковку ледяную, И промолчит бывалый сибиряк О том, что было в пору здесь иную. Лишь проволока с кольями да пни, Как о свечах - оплывшие огарки, Поведают про скованные дни Дудинки и Норильска, и Игарки… 1949 г. Игарка Геле День свадебный… Гостей к себе созвать бы, Смущаясь, целоваться за столом… Но мы не так справляли нашу свадьбу, Не так мы любим и не так живем. Мы не слыхали добрых пожеланий, Мы не слыхали даже добрых слов, И гости, песни пьяные горланя, Шатаясь, не плясали меж столов. Нас не застала утренняя зорька Справляющими свадьбы торжество. Никто ни разу нам не крикнул: «Горько!» Нам горечи хватало без того… 1952 г., Салехард СИБИРЬ Меня не гонит черный нетопырь В еще не заклейменном произволе, - На этот раз отправлюсь я в Сибирь По самой вольной, самой доброй воле. В порядке паспорт и билет в цене, И вьюга не лютует, волком воя, И не стучат по крыше и спине Кувалды вологодского конвоя. Ты помнишь? О прощенье не моля, Но справиться с обидою не в силах, «Сибирь ведь тоже русская земля!» - Писали мы на стенках пересылок. Мы гибли и в дожди, и в холода Над Обью, Колымою, Индигиркой, И на могилах наших - не звезда, А кол осиновый с фанерной биркой. Я сталинские статуи бы вдрызг Разбил, - и, лом в мартенах переплавя, Из этого б металла обелиск Воздвиг во славу нашего бесславья! 1959 г.

: в файле

1. http://www.memorial.krsk.ru/