Эрдман Николай Робертович

Годы жизни: 1900-1970

Место рожд.: г. Москва

Образование:

Годы ссылки: 1933-1935

Обвинение и приговор: Арестован в октябре 1933 г. Приговор - 3 года ссылки в Сибирь.

Род деятельности писатель.

Места ссылки Енисейск.

Эрдман Николай Робертович (1900-1970)

С 9 лет начал писать стихи. В юности на него оказала огромное влияние поэзия В.Маяковского. В 1918 Эрдман познакомился с имажинистами А.Мариенгофом, С.Есениным, Г.Якуловым и вместе со старшим братом, театральным художником Борисом Эрдманом (1899–1960), стал принимать участие в деятельности группы. Участвовал в обсуждении Декларации имажинистов (1919), подписал расклеенную ими по Москве листовку Приказ о всеобщей мобилизации № 1 (1920) и литературную декларацию Восемь пунктов (1924), участвовал в качестве «свидетеля со стороны защиты» в литературном суде над имажинистами. Первое стихотворение Эрдмана Осени осенью осень… было опубликовано в журнале «Жизнь и творчество русской молодежи» в 1919. В том же году поэт был мобилизован в Красную Армию. И находясь в армии, и по возвращении Эрдман продолжал печатать в различных изданиях свои стихи; в 1922 была издана его первая, имажинистская по духу, поэма Автопортрет, действие которой происходит в Москве. В 1922 имя Эрдмана уже было хорошо известно театральной Москве. Эрдман был автором либретто для оперетт и балетов, скетчей и куплетов для кабаре, написал пародию Носорогий хахаль на спектакль Вс.Мейерхольда Великолепный рогоносец. В 1923 состоялась премьера его буффонады Шестиэтажная авантюра в кабаре «Кривой Джимми», а в 1924 – пьесы Гибель Европы на Страстной площади в кабаре «Палас». В соавторстве с В.Массом и др. драматургами Эрдман написал обозрение Москва с точки зрения, которым в 1924 открылся Театр сатиры. 20 апреля 1925 Мейерхольд поставил в своем театре ГосТИМ пьесу Эрдмана Мандат. Премьера была триумфальной, пьесу 19-летнего автора в постановке великого режиссера называли важнейшим событием в художественной жизни Москвы. Эрдман получил возможность поехать в творческую командировку в Германию и Италию. Исполнение главной роли Гулячкина принесло славу актеру Э.Гарину. В интервью газете «Вечерняя Москва» Мейерхольд так охарактеризовал пьесу Эрдмана: «Современная бытовая комедия, написанная в подлинных традициях Гоголя и Сухово-Кобылина. Наибольшую художественную ценность комедии составляет ее текст. Характеристика действующих лиц крепко спаяна со стилем языка». Неодолимые обстоятельства советской действительности, в которой человек без «бумаги» не мог существовать, приводили к тому, что герой Мандата Гулячкин был вынужден выписать мандат самому себе. Кухарка Настя – Анастасия Николаевна – примеряла явившееся героям пьесы платье императрицы, после чего все были готовы признать в ней великую княжну Анастасию. Для этих и других примет времени Эрдману удалось найти емкие словесные формулы: «Вы в Бога верите? Дома верю, на службе нет»; «А если я с самим Луначарским на брудершафт пил, что тогда?» и т.п. В Мандате Эрдман выработал один из своих главных драматургических приемов, открытый Мольером и разработанный Гоголем и Салтыковым-Щедриным: возвращение слову его первоначального значения. Тонко чувствуя природу театра, ввел в пьесу буффонадные эпизоды, использовал сленг и жаргон. В течение года спектакль по пьесе Мандат прошел в ГосТИМе 100 раз. Сразу после премьеры Мандата Эрдман начал работать над пьесой Самоубийца. Головокружительное стечение обстоятельств, воплощенное с присущими Эрдману блеском и динамикой, делало особенно наглядным абсурд советской действительности, о которой один из персонажей говорил: «В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый». Автор сочувствовал советским «маленьким людям», оказавшимся беззащитными перед системой, хотя и иронизировал над ними. Кульминацией пьесы стала сцена проводов на тот свет живого «самоубийцы» Подсекальникова – своего рода поминки по прежней, нормальной жизни. Попытки протеста против «новой жизни» сочетались у героев (например, у интеллигентного Гранд-Скубика) с конформизмом. Сатирические мотивы Мандата приобретали в Самоубийце трагическое звучание. В 1928 Эрдман подписал договор на готовую пьесу с Мейерхольдом, и сразу после этого Главрепертком запретил ее. В газете «Рабочая Москва» появилась статья Попытка протащить реакционную пьесу. Антисоветское выступление в Театре им. Мейерхольда. Хотел поставить Самоубийцу и Театр им. Е.Вахтангова, но ему это тоже не удалось. К.С.Станиславский, восхищенный пьесой и сравнивший Эрдмана с Гоголем, обратился к Сталину с письмом, в котором просил разрешения на постановку пьесы во МХАТе, ссылаясь на ее высокую оценку Горьким и Луначарским. Сталин разрешил Станиславскому «сделать опыт», а через год, когда репетиции были завершены, лично запретил спектакль. В 1932 году после закрытого просмотра поставленный по Самоубийце спектакль Мейерхольда также был запрещен партийной комиссией во главе с Кагановичем. Безуспешные попытки поставить или напечатать Самоубийцу предпринимались во время хрущевской «оттепели». Спектакли в Театре им. Е.Вахтангова и в Театре на Таганке были запрещены. Спектакль Театра сатиры, поставленный по пьесе в 1982 В.Плучеком, был снят с репертуара вскоре после премьеры. Первая публикация пьесы на русском языке была осуществлена в 1969 в ФРГ. В том же году в Швеции состоялась ее первая постановка. Эрдман продолжал работать в тех жанрах, в которых был признанным мастером. Начал писать сценарии к фильмам, в том числе в соавторстве (Митя, Турбина N 3, Дом на Трубной, Посторонняя женщина и др.). В 1933 в Гаграх, во время съемок фильма Веселые ребята был арестован и сослан в г.Енисейск. Поводом к аресту Эрдмана послужили его басни, неосторожно исполненные В.Качаловым на кремлевском приеме. Из титров вышедшего в 1934 фильма Г.Александрова Веселые ребята были сняты фамилии сценаристов Н.Эрдмана и В.Масса. В 1934 местом ссылки Эрдмана был назначен Томск. В Томском театре он написал инсценировку романа М.Горького Мать. В 1936 Эрдману было разрешено поселиться в Калинине, где он начал работу над сценарием фильма Г.Александрова Волга-Волга (Государственная премия, 1941). До Великой Отечественной войны жил также в Вышнем Волочке, Торжке, Рязани и других разрешенных для проживания ссыльных городах. В 1938, во время одного из нелегальных приездов в Москву, Эрдман прочитал на квартире у М.Булгакова первый акт пьесы Гипнотизер, которая не была завершена. В том же году Булгаков обратился к Сталину с письмом, в котором просил для Эрдмана разрешения жить в Москве; письмо осталось без ответа. В начале войны, после неоднократных просьб с его стороны и отказов со стороны властей, Эрдман был призван в армию – в специальную часть для «лишенцев» и бывших священников; солдаты не были ни вооружены, ни обмундированы. После долгого отступления тяжело больной Эрдман попал в Саратов, откуда по личному указанию Л.Берии был вызван в Москву в Ансамбль песни и пляски НКВД. Для этого ансамбля писал сценарии театрализованных представлений вплоть до 1948. Эрдман написал также сценарии художественных (Принц и нищий, Актриса, Смелые люди, Снежная королева, Морозко и др.) и мультипликационных (Федя Зайцев, Чудесный колокольчик, Приключения Мурзилки и др.) фильмов, либретто оперетт, интермедии к спектаклям, сценарии цирковых представлений, скетчи и др. произведения. Его соавторами были В.Масс и М.Вольпин. В 1964 Эрдман стал консультантом Ю.Любимова и неофициальным членом художественного совета Театра на Таганке. Написал для этого театра инсценировку Героя нашего времени М.Лермонтова (в соавторстве с Любимовым) и интермедии к спектаклю Пугачев по драматической поэме С.Есенина. Спектакль по пьесе Самоубийца Любимов смог поставить только в 1990.

ВЛАДИМИР МАСС, НИКОЛАЙ ЭРДМАН. БАСНИ

* * * Мы обновляем быт И все его детали… Рояль был весь раскрыт И струны в нем дрожали.

— Чего дрожите вы? — спросили у страдальцев Игравшие сонату десять пальцев.

— Нам нестерпим такой режим — Вы бьете нас,

           и мы дрожим!..

Но им ответствовали руки, Ударивши по клавишам опять: — Когда вас бьют, вы издаете звуки, А если вас не бить, вы будете молчать.

Смысл этой краткой басни ясен: Когда б не били нас, мы б не писали басен.

* * * В одном термометре вдруг захотела ртуть Достигнуть сорока во что бы то ни стало. И в сей возможности не усумнясь нимало, Пустилась в путь.

— Энтузиазм большая сила! — Вскричала ртуть и стала лезть. Но ничего не выходило: Всё тридцать шесть и тридцать шесть. — Ура! Вперед! На карте честь!.. — Она кричит и лезет вон из шкуры, — Всё тридцать шесть!

А что ж, друзья, и в жизни есть Такого рода «реомюры»: Кричат: — Вперед! Кричат: — Ура! А не выходит ни хера.

* * * Вороне где-то Бог послал кусочек сыра… — Но бога нет! — Не будь придира: Ведь нет и сыра.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ Однажды приключилась драма: Бог, в белом венчике из роз, Потребовал у Авраама, Чтоб сына в жертву он принес.

Зачем? К чему? Все скрыто мраком. Старик отец в слезах, но все ж, Над милым сыном Исааком Уже заносит острый нож.

И вдруг сюрприз: разверзлась туч громада. И бог вопит: «Я пошутил, не надо». С тех пор переменился свет. И бога, как известно, нет.

* * * Мы любим подмечать у недругов изъяны И направлять на них насмешки острие.

Однажды молоко спросило у сметаны: «Скажите, вы еда или питье?» Сметана молвила: «Оставьте ваши шутки, Действительно, я где-то в промежутке. Но ведь важна Не эта сторона, Всего важней, что я вкусна, И то, что все бывают мною сыты…»

Вот так порою и гермафродиты: Тот, кто на свет их произвел, Конечно, допустил ужасную небрежность, Но ведь, в конце концов, существенен не пол, А классовая принадлежность.

* * * Все, все меняется: законы, нравы, стили…

Случилось так, что где-то как-то раз, По улицам слона водили, Возможно, что и напоказ.

Вдруг Моська, увидав слона, Подобострастия полна, Расшаркалась пред ним почтительно и мило. Потом, Виляя весело хвостом, Всех растолкав, Перед слоном На задних лапах заходила.

«Имей же стыд, — Ей Шавка говорит, — Так мерзко унижать себя нельзя же, Ведь слон тебя не замечает даже».

«Отстань, — ответствовала та, — Не понимаешь ты, как видно, ни черта Ни в психологии скотов, ни в нашей жизни сучьей. Я подхалимствую пред ним на всякий случай. Плодов, что нам приносит лесть, Нельзя заранее учесть, Но это важный двигатель карьеры…»

Да, больше в наши времена Не лает Моська на слона. Совсем теперь не те у ней манеры.

* * * Однажды самогонный аппарат Подумал так: «Я не персона грата, Но все-таки, в известном смысле, брат Фотографического аппарата. Работать я могу день изо дня. Я хорошо сработан, молод, емок, Так почему ж не пользуют меня Хотя бы для простых натурных съемок?»

И вот куда-то в Центр, без замедленья Он написал об этом заявленье. Зав., Заявленье прочитав, Сказал: «А он, пожалуй, прав». И так постановил: «В течение недели, Без канители, Казенщины, а также лишних трат, Оставив в стороне вопрос зарплаты, Зачислить самогонный аппарат В фотографические аппараты, И выдать соответственный мандат».

* * * Мы пишем не для похвалы, А для внушения морали. В лесу однажды все ослы Вдруг диалектиками стали.

Но так как страшный произвол Царит сейчас во всей вселенной, Диалектический осел Глуп так же, как обыкновенный.

* * * Две стрелки на часах шли, не переставая: Минутная и часовая.

«Не понимаю, почему ты Не хочешь, как и я, отсчитывать минуты? — Спросила та, которая длинней, У той, которая короче, Соединившись с ней В 12 ночи. — Встряхнись! Пора! Беги за мной!»

Короткая сказала: «Можно». И понеслась неосторожно За торопившейся большой.

Сейчас мы поясним сию картинку: Часы пришлось отдать в починку.

* * * На чьем-то теле, под рубашкой, Мурашка встретилась с мурашкой. Они решили вместе жить, Чтоб что-нибудь для вечности свершить, Стремясь к какой-нибудь великой Цели Смело…

Но тут залихорадившее тело Окутал вязаный жакет, Озноб прошел. Оно вспотело, И вот мурашек наших нет…

Мурашки — это те, которые по коже. А мы? Что если вдруг и мы на них похожи?

* * * Раз, после очень долгой контратаки, Не бывшая еще ни разу в браке Одна красавица вдруг загорелась вся В объятьях своего прекрасного поэта. Но только песнь любви пропеть он собрался, Как песенка его уж оказалась спета.

О женщина, запомни до могилы: Теряя время, мы теряем силы.

* * * Однажды Бах спросил свою подругу: «Скажите мне, вы любите ли фугу?»

Смутясь и покраснев, как мак, Подруга отвечала так: «Не ожидала я увидеть в вас нахала. Прошу вас, не теряйте головы. Я — девушка и в жизни не видала Того, что здесь назвали вы».

Мораль: у девушек, почти без исключенья Богатое воображенье.

_ Н.ЭРДМАН

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Видишь, cлон заснул у стула, Танк забился под кровать, Мама штепсель повернула, Ты спокойно можешь спать. За тебя не спят другие Дяди взрослые, большие. За тебя сейчас не спит Бородатый дядя Шмидт. Он сидит за самоваром — Двадцать восемь чашек в ряд, И за чашками герои о геройстве говорят. Льется мерная беседа лучших сталинских сынов, И сияют в самоваре двадцать восемь орденов. «Тайн, товарищи, в природе Не должно, конечно, быть. Если тайны есть в природе, Значит, нужно их открыть». Это Шмидт, напившись чаю, Говорит героям. И герои отвечают: «Хорошо, откроем». Перед тем как открывать, Чтоб набраться силы, Все ложатся на кровать, Как вот ты, мой милый. Спят герои, с ними Шмидт На медвежьей шкуре спит. В миллионах разных спален Спят все люди на земле… Лишь один товарищ Сталин Никогда не спит в Кремле«

Сочинения

Пьесы 

• «Носорогий хахаль», пародия на пьесу «Великолепный рогоносец» • 1923 — «Шестиэтажная авантюра», буффонада • 1924 — «Гибель Европы на Страстной площади» • 1924 — «Москва с точки зрения», обозрение, в соавторстве с В. Массом и др. • 1925 — «Мандат» • 1928 — «Самоубийца» • «Мать» • «Гипнотизер», не завершена • Инсценировка «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова, в соавторстве с Юрием Любимовым Либретто оперетт • «Летучая мышь» Иоганна Штрауса, соавтор Михаил Вольпин Либретто балетов

Сценарии художественных и мультипликационных фильмов • «Спортивная честь», в соавторстве с М. Вольпиным Сценарии цирковых представлений Интермедии • Интермедии к сказке Карло Гоцци «Принцесса Турандот» • Интермедии к спектаклю по комедии Уильяма Шекспира «Два веронца» • Интермедии к спектаклю по трагедии У. Шекспира «Гамлет» • Интермедии к спектаклю «Пугачёв» по драматической поэме Сергея Есенина • Интермедия к комедии-оперетте Ф. Эрве «Мадемуазель Нитуш» Куплеты, сцены для спектаклей • Куплеты к водевилю Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин» • Сцена к водевилю Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин» Скетчи и куплеты для кабаре Скетчи Стихотворения Басни ОбычныйТерминСписокопределенийАдресЦитатыФорматированный Фильмография

 Сценарист

Год Название Соавторы (если есть) 1927 Турбина № 3 Адриан Пиотровский

1927 Митя

1928 Проданный аппетит (среднеметражный) Анатолий Мариенгоф

1928 Дом на Трубной Б. Зорич, Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич, Виктор Шкловский

1929 Посторонняя женщина Анатолий Мариенгоф 1933 Весёлые ребята Владимир Масс, Григорий Александров

1938 Волга-Волга Михаил Вольпин, Григорий Александров 1940 Старый наездник Михаил Вольпин 1941 «Эликсир бодрости» (в Боевом киносборнике № 7, короткометражный) Михаил Вольпин 1943 или 1942 Принц и нищий

1943 Актриса Михаил Вольпин 1946 Здравствуй, Москва! Михаил Вольпин 1951 Смелые люди Михаил Вольпин 1951 Спортивная честь Михаил Вольпин 1953 Застава в горах Михаил Вольпин 1954 Шведская спичка (среднеметражный)

1956 На подмостках сцены Михаил Вольпин 1957 Рассказы о Ленине (новелла «Подвиг солдата Мухина») Михаил Вольпин 1959 Косолапый друг Михаил Вольпин 1961 Мишель и Мишутка (среднеметражный) М. Демиденко 1961 Любушка - 1962—1963 Необыкновенный город

1963 Укротители велосипедов Юрий Озеров, Юлий Кун

1963 Каин XVIII Евгений Шварц

1964 Морозко Михаил Вольпин 1966 (или 1965) Город мастеров

1968 Огонь, вода и… медные трубы Михаил Вольпин 1975 Дрессировщики (фильмы «Побег», «Приключения медвежонка») Участие в сценариях Мультфильмы 1948 Федя Зайцев

1953 Храбрый Пак литературная обработка 1953 Братья Лю

1953 Полёт на Луну В. Морозов 1954 Оранжевое горлышко

1954 Золотая антилопа литературная обработка 1955 Остров ошибок Михаил Вольпин 1955 Ореховый прутик литературная обработка 1956 Двенадцать месяцев Самуил Маршак

1956 Палка-выручалка Литературная обработка 1956 Приключения Мурзилки (только выпуск 1) О. Эрберг, Н. Каранов

1957 Исполнение желаний литературная обработка 1957 Верлиока Александра Снежко-Блоцкая

1957 В некотором царстве

1957 Снежная королева Лев Атаманов, Георгий Гребнер

1957 Тихая пристань В. В. Медведев 1958 Кошкин дом Самуил Маршак 1958 Тайна далёкого острова В. Данилов 1959 Янтарный замок литературная обработка 1959 Приключения Буратино Л. И. Толстая 1959 День рождения Литературная обработка 1960 Человечка нарисовал я Михаил Вольпин 1960 Королевские зайцы Литературная обработка 1961 Три пингвина

1964 Дюймовочка

1965 Лягушка-путешественница

1966 Поди туда, не знаю куда

1968 Кот, который гулял сам по себе

1969 Снегурка

1970 Самый главный - 1970 Быль-небылица При участии Аркадия Снесарёва

     16 ноября 2010
   Сегодня мы отмечаем 110-летие со дня рождения драматурга Николая Эрдмана. В конце этого года к его юбилею «Сеанс» выпустит первый сборник киносценариев Эрдмана. Мы публикуем фрагмент из киносценария Эрдмана и Шварца «Каин XVIII», который войдёт в книгу.

Николай Эрдман, «Киносценарии» Николай Эрдман, Евгений Шварц

«Пора бы собрать все сценарии Николая Робертовича и опубликовать их, — писал Эраст Гарин. — Мне кажется, что они могли бы послужить материалом для повторных и, может быть, более совершенных экранизаций». Эрдман написал более пятидесяти игровых и анимационных сценариев. В будущем, вероятно, будут изданы они все — вместе с его неизвестными работами для театра, цирка и эстрады. Николай Эрдман. Переписка с А.Степановой. Переписка с А.Степановой С комментариями и предисловием Виталия Вульфа 1928-1935 гг. [Воспоминания А.И.Степановой] Шел 1928 год. Я была замужем за Николаем Михайловичем Горчаковым, педагогом и режиссером Художественного театра. К этому времени я прошла трудный и счастливый путь артистки знаменитого театра; репетировала и играла со Станиславским, Книппер-Чеховой, Качаловым, Леонидовым, Москвиным, Тархановым, Кореневой, Халютиной. На моем счету уже значилось шесть больших ролей. Мы с мужем жили в Кривоарбатском переулке, дом наш — одну большую комнату — друзья любили за тепло и гостеприимство. К нам часто заходили коллеги-мхатовцы, писатели, художники. Всегда находилось, чем угостить их или просто накормить обедом, ужином. Частыми гостями были в доме Марков, Бабель, неразлучные тогда Олеша и Катаев, художники Дмитриев и Вильямс. Заходил и замечательный актер Театра сатиры, обаятельный Владимир Яковлевич Хенкин, остроумный, неутомимый рассказчик. Несколько раз мы принимали у себя Всеволода Эмильевича Мейерхольда с Зинаидой Райх и обязательно подавали на закуску соленые грузди, так любимые знаменитым режиссером. Много времени проводил у нас Владимир Захарович Масс: они с мужем работали тогда над инсценировкой мелодрамы «Сестры Жерар». Владимир Захарович и познакомил нас со своим другом и соавтором Николаем Робертовичем Эрдманом и его женой Диной Воронцовой. Мы подружились и в свободное время ходили всей компанией на выставки, концерты, в теа-клуб. Было весело и интересно. Эрдман стал часто приходить к нам, приходил один, а потом стал приходить, когда я была одна… Возник роман, продлившийся ни много ни мало — семь лет. Первое объяснение, запомнившееся каждому из нас, произошло на 30-летии МХАТа в 1928 году. В то время Николай Робертович был уже знаменит, его пьеса «Мандат», поставленная Мейерхольдом, имела шумный успех, вокруг заговорили о появлении талантливого драматурга. Чувство, возникшее к Эрдману, было так сильно, что заставило меня разойтись с мужем. Я переехала к своей подруге, актрисе нашего театра Елене Кузьминичне Елиной, Елочке. Ее брат, Николай Кузьмин Елин, уехал в длительную командировку, и мне предложили его комнату. Эрдман часто навещал меня там, приезжал он и в города, где гастролировал МХАТ, или где я отдыхала. Но всегда приезжал под каким-нибудь предлогом, и всегда мы жили в разных номерах гостиницы. Освободившись от супружеской опеки, окруженная вниманием мужчин, имея прозвище «прелестной разводки», я не стремилась к упрочению своих отношений с Эрдманом. Мне нравились и моя независимость, и таинственность моего романа. Жизнь текла не скучно: иногда счастливо, иногда обидно и грустно, но мы любили, дружили и привязались друг к другу. Баку, Оперный театр. Гастроли М.Х.Т., А.О.Степановой. Через несколько дней после вашего отъезда я заперся в своей комнате, снял пиджак и ботинки и с головой нырнул в пьесу. Только вчера я из нее вынырнул. За все это время я ни разу не вышел из дому. В отвратительной бороде я сидел за столом, поклявшись всем дорогим на свете, а значит, и вами, Лина, не вставать из-за него, пока не поставлю последней точки. Вот почему я так поздно получил ваши письма и вот почему я так долго не отвечал. Много раз я отрывался от пьесы и принимался за письмо к вам, но, не дописавши его, принимался за пьесу. Кончалось это тем, что я в совершенном отчаянье рвал и то, и другое. Простите меня, милая, я очень виноват перед вами. Бог знает, сколько грустного вы передумали, не получая моих писем. Может быть, вы даже подумали, что я позабыл вас. Если вы так подумали, то вы тоже виноваты передо мной. Сегодня, по дороге к Массу, я проходил по Кривоарбатскому переулку и смотрел в ваши окна. До чего же мне было тоскливо, Лина. Я плюнул на Масса и шлялся по городу до самого вечера. Я шлялся по городу до самого вечера и думал о вас. К сожалению, должен прервать письмо. Завтра напишу еще. Не грустите, милая Ангелина. Целую. Николай. Батум, Чаква, Цихис-Дзири, Ольге Алексеевне Ростовцевой — для А.О.Степановой. Мне было очень хорошо с Вами. Я никогда не забуду Ваших утренних появлений со стаканом чая в руках и Ваших таинственных исчезновений ночью, о которых я узнавал только на другой день. Я никогда не забуду Ваших слез и Ваших улыбок. Я никогда не забуду Харькова. Милая моя, длинноногая барышня, не грустите над своей жизнью. Мы были почти счастливы. А для таких людей, как мы с Вами, почти счастье — это уже очень большое счастье. Я не бывал в тех краях, где Вы сейчас отдыхаете, но, судя по адресу, «который очень красив», у Вас должно быть чудесно. Не грустите же, Лина. Смотрите подольше на море и улыбайтесь почаще так, как Вы улыбались какому-то ферту в харьковском ресторане. Николай. P.S. Сейчас получил записку, что нашу новую вещь не пропустила цензура, поэтому совершенно не знаю, смогу ли я куда-нибудь уехать. Как только узнаю, сообщу. Целую. [Воспоминания А. И.Степановой] Я узнала об аресте Н. Р.Эрдмана и В.З.Масса… Вместе с горем пришло ясное осознание значимости Эрдмана в моей жизни, моей большой любви и привязанности к нему. Отчаянию не было границ, но не было границ и моему стремлению помочь ему. В те годы МХАТ курировал, как тогда говорили, «от ЦК партии», Авель Софронович Енукидзе*. Он был в курсе всех мхатовских дел, знал актеров, и великих, и нас, молодых, — одним словом, считался в театре своим человеком. Меня он опекал с отеческой нежностью: я была молода и внешней хрупкостью походила на подростка. Шли дни, недели — ждали решения судьбы Эрдмана, и наконец стало известно о его высылке в Сибирь. Я решила обратиться к Авелю Софроновичу. Он принял меня в своем рабочем кабинете. Я просила о свидании и разрешении навестить Эрдмана в ссылке. Енукидзе всячески отговаривал меня от поездки в Сибирь, даже пригрозил, что я рискую остаться там, но я была тверда в своем намерении. Тогда он спросил меня, что заставляет меня так неверно и необдуманно поступать? Я ответила: «Любовь». Возникла долгая пауза: верно стены этого кабинета такого прежде не слыхали. «Хорошо, — сказал Авель Софронович, — я дам вам разрешение на свидание, и вы поедете в Сибирь, но обещайте, что вернетесь». Я обещала, сказав, что обязательно вернусь и буду продолжать играть на сцене МХАТа. А МХАТ в то время был великим театром, без него я не мыслила своей жизни. Енукидзе поинтересовался: как я живу и есть ли у меня деньги? Он дал мне номер телефона, по которому я смогу получить бесплатный билет до Красноярска и обратно. Я расплакалась и стала благодарить его… Свидание на Лубянке, хотя и при третьем лице, состоялось, о нем Николай Робертович вспоминает в письмах. Мы произнесли всего несколько слов, а главное сказали друг другу неким внутренним посылом, смысл которого был доступен только нам двоим… Эрдмана сослали в Енисейск. Как только я узнала о его отправке, я стала ежедневно посылать ему открытки: хотела, чтоб они встретили его… Прожив долгую жизнь и вспоминая разные периоды своей жизни, не могу найти ничего похожего на ту молодую порывистость, бесстрашие, безудержную смелость в преодолении преград, стремление к самопожертвованию. Это бывает раз в жизни, это удел молодости! *Енукидзе Авель Софронович (1877-1937) — советский государственный и партийный деятель. С 1922-го по 1935 год — секретарь Президиума ЦИК. Друг юности И.В.Сталина. В 1937 году был арестован и расстрелян. Москва, проезд Художественного театра, Художественный театр Первый им.Горького, А.О.Степановой. 3 ноября 1933 г. Деревня Большая Мурта. Только что задавал корм своему Гнедко (Петушок Сибири): 120 верст — 2 дня… А сейчас сижу в хате и греюсь у печки. До Енисейска осталось около 250 верст. Мороз стоит градусов в 30, и обещают больше. Завтра буду искать новых лошадей. Еду один, всеми брошенный и покинутый. Даже ГПУ и то от меня отказалось. Обнаружил вокруг себя и в себе много любопытного. Рвусь в Енисейск, как будто это Москва. Будет адрес — будут письма. Линуша, милая, когда же я буду Тебя читать? Целую Тебя, хорошая. Улыбаешься ли? Пожалуйста, улыбайся! По-моему, я сегодня родился. 3 ноября. Поздравляю Тебя, длинноногая. Привет Елочке. Николай. P.S. С дороги я послал Тебе несколько открыток. Спасибо Тебе, что посетила меня в Москве. 4 ноября 1933 года Дорогой, прекрасный, любимый, мне хочется, чтобы это письмо встретило тебя. Не знаю, где ты, как ты? Получила телеграмму из Иркутска. А вчера Борис* сказал мне, что ты на дороге в Енисейск. Рассказывать о себе, о своих днях трудно, когда буду знать, что ты доехал, твой адрес, буду посылать письма каждый день, так что роль Хенкина у меня впереди. Эти дни много играю, репетирую и на днях думаю перебраться на новую квартиру, в которую до сих пор никак не могу собраться с силами и переехать. Береги себя. Будь здоров. Пиши мне. Я люблю тебя, думаю о тебе все дни и ночи. Не оставляй меня своим вниманием, мыслями, сердцем. У меня все принадлежит тебе, я для тебя на все готова. Целую тебя, родной. Лина. *Эрдман Борис Робертович (1899-1960) — театральный художник, родной брат Николая Робертовича. Почти одновременно с поступлением на юридический факультет Московского университета Б.Эрдман начал оформлять спектакли и играть на сцене Камерного театра. Свой первый спектакль во МХАТе («Три толстяка») он оформил в 1930 году; в 1957 году — «Марию Стюарт», в 1958 — «Лису и виноград», в 1959 — «Кукольный дом». Работал во многих театрах Москвы и к началу 50-х годов «сделал около 120 работ в опере, балете, трагедии, драме, комедии, буффонаде, цирке, эстраде, кино…» (Из автобиографии). В годы ссылки брата Борис был особенно близок и дружен с Ангелиной Иосифовной. Они обменивались любой информацией, так или иначе касающейся Николая Робертовича, вместе ждали писем и радовались их приходу. 5 ноября Дорогой мой, посылка халтурно составлена, наскоро, не сердись. Я послала письмо, телеграмму до востребования. Будь здоров. Пиши. Сегодня получила телеграмму, что тебе осталось двести пятьдесят километров. Целую. Лина. 6 ноября 1933 года Большая Myрта. Застрял в деревне. На почтовых уехать не удалось — не взяли. Нанять крестьянскую лошадь — не по карману. Дорога от Красноярска до Большой Мурты и так обошлась мне слишком дорого. По подписке я должен быть в Енисейске до десятого. Сегодня шестое. Машина, которую я жду и на которой меня обещал захватить один сердобольный товарищ, — не приходит. Дело в том, что мне пришлось ехать одному. Красноярск махнул на меня рукой и, взяв с меня подписку, выпустил на свободу. До этого я не видел ее четыре дня. Я не видел ее, даже если бы стал считать свободой посещение уборной. Что мне будет за опоздание, тоже не знаю. Сейчас я живу с вербовщиками лошадей на Фуражной базе «Енисей—Золото». Вербовщики — люди хорошие, и я слушаю их с превеликим интересом до глубокой ночи. Вообще, живу я занятно, но хочется быть на месте, хочется сесть за стол, хочется получать Твои письма. Пиши мне, милая, чаще. Целую. Николай. [Воспоминания А.И.Степановой] Арестованного Н.Р.Эрдмана везли в Сибирь в арестантском вагоне и выпустили на «свободу» только в Красноярске, откуда он сам, за свои деньги должен был добираться до Енисейска — места его ссылки. 6 ноября Николашенька, вчера пришла телеграмма, что тебе осталось еще двести пятьдесят километров. Я решила немедленно, в этот же день послать тебе посылку до востребования, не дожидаясь твоего приезда, твоего адреса. Поэтому содержимое, наверное, не совсем удачно: неизвестно, что тебе на месте окажется особенно нужным. Притом она составлена наспех, было всего полтора часа времени, а в магазинах уйма народу. Так что прости и не сердись. Я много репетирую, играю, на праздниках буду много читать по радио, хочу взять опять уроки — одним словом, работать буду много. Я все еще никак не перееду, а надо бы: в доме Лужских* холодно, неуютно. Пиши мне, позволь заботиться о тебе, посылать нужные вещи. У меня столько любви к тебе, что, если ты дашь возможность отсылать частицу ее к тебе, мне будет гораздо легче. Будь здоров. Целую, родной. Лина. _ *Лужский Василий Васильевич (1869-1931) — один из основателей Московского Художественного театра, артист, режиссер, педагог. Прослужил в Художественном театре всю жизнь. Ангелина Иосифовна всегда высоко ценила его творчество. «Лучше него никто Серебрякова в «Дяде Ване» не играл. В этой роли он был красив, капризен и обладал той мужской загадкой, которая сразу объясняла, почему его так любили Елена Андреевна и мать Сони», — вспоминает Ангелина Иосифовна. 16 ноября Хороший, дорогой, любимый, вчера пришла твоя телеграмма из Енисейска, и, правда, неизвестно еще, что такое Енисейск, но я счастлива, что твой путь окончен и наконец у тебя начнется какая-то жизнь. Мама твоя очень остро переживает (я это знаю) все твои лишения и трудности, ее надо беречь, и я очень прошу тебя держать меня в полном курсе твоего здоровья и нужд. Я гораздо сильнее и тверже, да и возможностей помочь тебе, сделать что-либо для тебя у меня гораздо больше, к тому же у меня много концертов, халтур, чтения по радио и денег у меня сейчас очень, очень порядочно. Сегодня у меня свободный вечер, и я хочу пойти в Большой театр на «Баядерку». Совсем не могу сидеть дома, все мечусь, мечусь, не находя себе места. Я пишу тебе каждое утро перед уходом в театр. Надеюсь, что почта будет милостива ко мне, и хоть часть открыток дойдет. Если можно, люби меня, целую тебя, счастье мое. Лина. [Воспоминания А.И.Степановой] С родителями Николая Робертовича до его ссылки я не была знакома. Общая беда сблизила нас. Особенно после того, как я добилась свидания с Эрдманом на Лубянке. Первое время мы обменивались новостями, получаемыми из Енисейска, через Бориса, затем мать Николая Робертовича, Валентина Борисовна, находила возможность встречаться со мной у общих знакомых, иногда она звонила в те дома, где я бывала в гостях. Помню, как я волновалась, узнав от Бориса Робертовича, что родители собираются в театр смотреть меня в «Вишневом саде». Я чувствовала, что они за многое мне признательны. Москва, проезд Художественного театра. Художественный театр Первый им.Горького, Ангелине Осиповне Степановой.

Енисейск, ул.Сталина, 23. 20 ноября 1933 г. Сюрпризы кончаются рано. К четырем годам их у меня уже не было. За несколько дней до Рождества я знал, что будет елка. И когда в Сочельник открывали дверь в гостиную, я играл удивление, чтобы не обидеть родителей. Так искренно удивиться и так неожиданно обрадоваться, как я удивился и обрадовался на енисейской почте — мне почти никогда не приходилось. На почту я зашел совершенно случайно. Мне показалось, что буду иметь дело только с телеграфом. И вдруг три открытки и сегодня еще две. Спасибо Тебе, милая, спасибо, длинноногая. Не писал Тебе в первые дни приезда, потому что жил в невероятных условиях. Жил в комнате, в которой кроме меня помещалось четверо ребят и трое взрослых. Таких крикливых, сопливых, грязных, мокрых и картавых ребят Ты, наверное, никогда не видела. Крик и плач не смолкали с утра до вечера, лужи не просыхали с вечера до утра. Картавили все по-разному. Старший говорил «скола», помладше — «шкора», третий — «шкоа», а самый маленький — просто «ааа-ааа». Комнату здесь найти очень трудно. Весь город осажден рыбаками. На Енисее застряло 70 пароходов, и люди принуждены зимовать в Енисейске. В деревне Большая Мурта, в которой я прожил несколько дней, было расквартировано 1700 рыбаков. Можешь себе представить, что делается в городе? Наконец вчера я нашел себе комнату. Комнату с тремя столами, одной кроватью, а главное, без детей. Хозяева пока очень милы, и мне кажется, мы будем друг другом довольны. Сегодня получил Твою посылку. Я нес ее по городу с видом победителя, и все смотрели на меня с завистью. Если Ты считаешь свою посылку халтурой, то как же я могу Тебе верить, что Ты средне читала по радио. Спасибо Тебе, Пинчик, я без конца благодарен Тебе и покорен Твоей внимательностью. Но я прошу Тебя больше ничего не посылать. У меня всего вдоволь. Даю Тебе слово, если я буду в чем-нибудь нуждаться, я немедленно обращусь к Тебе. В подтверждение своих слов я тут же обрушиваюсь на Тебя с тучей просьб: 1) Не беспокойся обо мне, я живу лучше, чем думается и Москве. 2) Пришли мне свою фотографию — мне хочется на Тебя посмотреть. 3) Если сможешь, узнай адрес Бабеля и сообщи ему мой. 4) 5) УЛЫБАЙСЯ 6) Бедная Елочка. О Коко* в связи со всякими событиями я думал еще в Гаграх. Поцелуй от меня Елочку и передай ей, что придет время и мы будем есть блины вместе. Если я правильно понял то, что Ты пишешь о В.И., то его роль во всей истории столь незначительна, так случайна и так понятна, что никто не может предъявить к нему даже оговорочного обвинения. Никто, и прежде всего он сам. Но, может быть, я все это не так понял. Пиши мне побольше о себе. О работе. О театре. Что поделывает Паша? Обними его за меня. Привет Яншину, Ливанову и всем, кто меня помнит. Шаркни ножкой перед Лужскими. Целую Тебя, замечательная Линуша, спокойной ночи. Теперь буду писать часто. Получила ли Ты мои открытки с дороги? До Иркутска. Кажется, их было четыре — все без марок. Еще один поцелуй. До завтра. Николай.

Воспоминания Н.В.ЧИДСОН о Н.Р.Эрдмане.

За всю свою жизнь я испытал чувство зависти всего три раза. Один раз к Козловскому, один раз к собаке и один раз к самому себе. Козловскому я позавидовал на бегах. Выиграв приз в актерском заезде, он шел рядом с кобылой мимо трибун и кланялся повизгивающим барышням и аплодирующим лошадникам. Я стоял в ложе бледный от зависти и даже не мог аплодировать, хотя прекрасно понимал, что, сядь на ту же кобылу вместо Козловского Пантофель-Нечецкая, она тоже пришла бы первой. Собаке я позавидовал в детстве. Я был с крестной матерью на утреннем представлении а цирке. Среди прочих номеров выступила собака-математик. Она делала сложение, вычитание и знала таблицу умножения. Когда на вопрос, сколько будет четырежды восемь, собака принесла дощечку, на которой стояла цифра «32» и я по одобрению публики понял, что собака не ошиблась, я весь позеленел и меня чуть не затошнило от зависти. В первом приготовительном мне задавали точно такие же задачи и не было случая, чтобы я мог их решить. Всю дорогу я просил крестную купить мне эту собаку, чтобы она вместо меня делала уроки, но крестная была жадная и отказала. Себе я позавидовал, подслушав случайно разговор двух женщин. Женщины ругали какого-то человека. Причем ругали так долго, с таким увлечением и вдобавок с таких приятных для мужского тщеславия позиций, что я в конце концов поймал себя на том, что начинаю завидовать этому человеку. Когда же выяснилось, что они ругают меня, мне до того стало стыдно, что на этот раз я не побледнел и не позеленел, а просто покраснел и на цыпочках вышел из комнаты. Позавидовавший за всю свою жизнь трем человекам, из которых одним человеком оказался тенор, другим - собака, а третьим - я сам, не может считаться завистником. И тем не менее я - завистник. Я завидую каждый день. Завидую такой черной и неотвязной завистью, что мне могли бы позавидовать Сальери с Олешей. Я завидую всей Москве, Я завидую всем людям, которые встречают тебя на улицах. Я завидую кондуктору, который продает тебе билет, когда ты входишь в трамвай, и тому нахалу, который имеет возможность толкнуть тебя, когда ты выходишь. Я завидую всем актерам, которые разговаривают с тобой на репетициях и пьют с тобой чай в буфете. Я завидую портнихам, которые одевают тебя перед спектаклем и видят, как ты раздеваешься после спектакля. Я завидую кассиршам, почтальонам, продавцам, всем, кто может коснуться твоей руки, Я завидую зеркалам, мимо которых ты проходишь, и душу, под которым ты стоишь». Из писем Эрдмана Н.В.Чидсон

Когда это имя в конце 60-х возродилось словно из пепла, став неотделимым от реформы Таганки, многие перекрестились: «Эрдман? Быть не может. Сын? Внук?» Но это был «тот самый»… Маяковский его просил: «Научите меня пьесы писать!» Есенин считал самым одаренным поэтом-имажинистом. Горький приглашал на Капри и одобрительно отзывался о «Мандате». Им восхищались Булгаков и Зощенко, Мандельштам и Пастернак, Платонов и Эйзенштейн, корифеи МХАТа, Вахтанговского театра и ГосТИМа. Он написал две пьесы: «Мандат» и «Самоубийца». Все прочее — сценарии, либретто, скетчи, ревю — a propos, записки на манжетах. Но кто считает? Грибоедов, тот и вовсе одной пьесой ограничился. Ну нам и ее довольно. «Женщины, мужчины и даже дети, вам не удастся задушить революцию, пока существуем мы… Я и моя мамаша». Театральный триумф Эрдмана начался с «Мандата», точнее с его премьеры в ГосТИМе в 1925 году. После первой домашней читки «Мандата» сдержанный по-немецки отец Роберт Карлович резюмировал пророчески: «Доиграешься!» После следующей читки в «Крестьянской газете» пьеса обрела горячих сторонников в лице Шолохова и Платонова. Реплики из пьесы мгновенно разлетелись по Москве. А омандаченный новопреставленный коммунист Гулячкин, обучающий мамашу лавировать, и романтическая кухарка Настя, готовая управлять государством, сделались нарицательными персонажами. Первые два акта «Мандата» шли под гомерический хохот, волны стона перекатывались по зрительским рядам. Едва сдерживались от смеха и исполнители. Они отворачивались от зрителей, прятались за декорации, уползали за кулисы. Однажды актер Зайчиков, буквально задыхаясь от смеха, свалился со сцены, а потом в изнеможении карабкался обратно, вместо реплики «Засыпался, Анастасия Николаевна» выдохнув: «Ссыпался…» О том, как читал сам автор свои пьесы, по Москве ходили легенды. Станиславский и Мейерхольд пытались эту манеру «сфотографировать» для сцены, и многие актеры довольно умело имитировали Эрдмана. По точному замечанию Гердта, люди, подобные Эрдману, изумляют штучностью. Они инфекционны. Эраст Гарин во время репетиций «Мандата» «заразился» раз и навсегда. Их связывала неразрывная многолетняя дружба. Гарин даже навещал Эрдмана в Сибири. Около двух недель добирался, потом посидел немного и спешно ретировался — боялся помешать… И сегодня пол-Таганки ловко и точно изобразит вам заикающегося классика. При этом читал сам Эрдман совершенно просто, не педалируя… Вокруг же все корчились от смеха. Ощущение воздушной импровизации в его текстах обманчиво. Все оттачивалось! Слушатели «Самоубийцы» немели: пятиактную пьесу автор читал наизусть. Он повторял: «Слово — не воробей, выпустишь — не поймаешь, тебя поймают — не выпустят». Увы, знал, о чем говорит… — Тир закрыт, а курьеры хотят стрелять, — говорит эпизодический страшноватый персонаж «Самоубийцы» (1928). Станиславский слушал «Самоубийцу» у себя в Леонтьевском и тоже просил прервать чтение: «Сердце заходится…» Москвин стонал: «Погоди, дай отдышаться…» И Станиславский, и Мейерхольд считали Эрдмана прямым продолжателем традиций Гоголя и Сухово-Кобылина. Они чувствовали в его пьесах глубину пластов, ответы на вопросы, которые вслух не произносились. Надежда Мандельштам о комедии «Самоубийца» много позже писала, что это пьеса «…о том, почему мы остались жить, хотя все толкало нас на самоубийство». За «Самоубийцу» между МХАТом и мейерхольдовским ГосТИМом началась настоящая схватка: кто раньше? Не позволили никому. На генеральную к Мейерхольду должен был приехать Сталин. Вместо него были Каганович, Поскребышев и другие. Хохотали почти до финала громко и безостановочно. Вышли из театра молча, глубокой ночью, никому не сказав ни слова. Всем стало ясно — спектакль закрыт. Намертво. Это было ударом и для Всеволода Эмильевича. Он нашел наконец своего драматурга. Не надо было звать «назад к Островскому», он обрел своего «Островского». Однажды Эрдман смотрел мейерхольдовский «Лес». Когда восторженный зритель-неофит устроил овацию, требуя автора на сцену, Мейерхольд уговорил Эрдмана выйти на поклон — вместо Островского. И в Сибири сосланного драматурга согревала шуба режиссера. Между тем роли были распределены уже и во МХАТе. Идеалист Станиславский вел переписку с «лучшим другом театра», моля о возможности поставить пьесу, «близкую к гениальности». Об этом же хлопотал и Горький. Сталин поигрывал с ними, позволяя до времени тешиться репетициями. Потом спектакль по «пустоватой и вредной» пьесе закрыл. Чтоб неповадно было. «Самоубийца» так и не был поставлен при жизни автора. — Вдохновляйтесь согласно постановлениям… И это — из «Самоубийцы». В Сибирь он угодил за… басни. Поводом для ссылки стало неудачное выступление Качалова, прочитавшего прямо в логове правительственного приема басни Эрдмана и Масса. Начал лихо, а закончил — в полной тишине, и пожелтевшие от ярости глаза вождя не сулили ничего доброго. Узнав об аресте Эрдмана, Булгаков сжег ночью часть своего романа. А Эрдман… сочинил прощальную басню «Однажды ГПУ явилося к Эзопу и — хвать его за жопу. Смысл сей басни ясен: не надо этих басен». Но ему еще сказочно повезло. Власть-хищник ограничилась вегетарианской ссылкой. Арестовали его прямо на съемках «Веселых ребят», жизнерадостно-идиотический сценарий которых так весело сочинялся. Перед поездкой в жаркие Гагры вся мужская часть съемочной группы срочно шила в Москве белые брюки, втайне желая походить на всегда элегантного Эрдмана. Там, в Гаграх, его и забрали — на глазах отца Роберта Карловича, снимавшегося в роли скрипача. Первое письмо из Сибири, посланное маме, венчала подпись: «Твой сын Мамин-Сибиряк». Спасали его многие много раз. Москвин ходил к командующему Саратовским округом. Булгаков писал Сталину. Его любили. Гонимого, репрессированного укрывали, кормили, лечили. Бывший ссыльный, нелегал без прописки, пользовался успехом у красивейших женщин Москвы, чем вызывал нередко зависть вполне благополучных приятелей. Друзья находили его похожим на фокстерьера. Замашки «комильфо» в годы большевистского террора вызывали оторопь. И еще — речь: подчеркнутая немногословность, растасканная «по кухням» на крылатые реплики, репризы. Его работа в кино началась еще в 1926 году, и через год фильм «Митя» вышел на экраны. (К сожалению, он не сохранился.) Режиссер фильма Николай Охлопков вспоминал, что сценарий написан о «трагических людях, сошедших с витрины провинциальной фотографии». Это трагическое ощущение комедиографа выплеснулось потом в «Самоубийце», в этом «хороводе монстров в человеческом обличье». Два с лишним десятка сценариев, и среди них «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Морозко», «Город мастеров». Свыше двадцати сценариев для мультфильмов. Вот бы собрать их все да и опубликовать… Ломятся полки книжных магазинов. А Эрдмана среди популярных, и не очень, и совсем не популярных авторов — не сыскать. Очень хороший сборник вышел десять лет назад… К 100-летию в екатеринбургском «У-фактории» издан второй сборник: «Мандат», «Самоубийца», интермедии, переписка с Ангелиной Степановой. Но сценарии и блестящая «эрдманиана» не собраны до сих пор. «Я, Мария Лукьяновна, стал писателем. Написал для газеты одно сочинение; только вот запятые не знаю где ставятся». Сталин любил и знал «Волгу-Волгу» наизусть. Частенько цитировал сосланного автора. Особенно нравились сочиненные Эрдманом монологи Бывалова (Игоря Ильинского). Кто знает, может, эта маленькая слабость вождя и помогла драматургу уцелеть? Александров из титров «Веселых ребят» и «Волги-Волги» вырезал фамилии опальных соавторов. Арестован и уничтожен был оператор Владимир Нильсен. Были расстреляны многие участники обсуждения на «Мосфильме» сценария «Волги-Волги»: Соколовская, Даревский, директор студии Бабицкий. А текст любимой вождем комедии между тем изобиловал вовсе не безобидными по тем временам репликами. К примеру, маленькая Дуня прямо в камеру весело заявляла: «Смотри, автора поймали!» …В 1941 году добровольцем в армию Эрдмана не взяли, зачислили вместе с другом и соавтором Михаилом Вольпиным в войсковую часть наряду с «лишенцами», раскулаченными и бывшими священниками. Без оружия и обмундирования топали они в арьергарде отступающей армии. Фашисты наступали буквально на пятки. Эрдман рассматривал врага в бинокль, сокрушаясь по поводу его количества и близости. «Что ж делать?» — спрашивали однополчане. Эрдман быстро переворачивал бинокль. «Смотрите, — восклицал он, — теперь их уже не так много, и они совсем далеко». Случайная встреча со мхатовцами в Саратове, через который проходил воинский эшелон, стала фантастическим спасением для голодных, оборванных и необутых вояк. У Эрдмана к тому же начиналась гангрена. Осмотрев нагноение, доктор наложил компресс на опухоль и обрисовал ее карандашом: «Если до утра нагноение выйдет за границу карандаша, будем ампутировать ногу». Ночью с высокой температурой он писал письмо своей любимой, по привычке стараясь острить… «Лавировать, маменька, надобно лавировать…» Из ссылки их с М. Вольпиным внезапно вызвал в Москву и тем самым уберег от дальнейших репрессий сам начальник клуба НКВД Борис Тимофеев. В клубе кагэбэшников на Лубянке прихотливой волей судьбы собралась компания одареннейших мастеров. Голейзовский и Мессерер занимались там хореографией. Свешников был хормейстером, Юткевич отвечал за режиссуру. Шостакович — за музыку. Среди артистов числился и мобилизованный Юрий Любимов (с тех самых пор и началась их дружба). Драматическим коллективом руководил Михаил Тарханов. Лубянка славилась избирательностью и разборчивостью (как в жертвах, так и в любимцах). Эрдман примерил обязательную чекистскую форму, взглянул на себя в зеркало и пожаловался Вольпину: «У меня, Миша, такое впечатление, будто я привел под конвоем самого себя». Он никогда не жаловался. Говорил: «Если меня не печатают, значит, я не настолько талантлив». А когда от Юрия Любимова потребовали вымарать блестящие эрдмановские репризы из его спектакля «Пугачев», то сам драматург уговаривал (неслыханное дело на театре!) убрать свой текст, чтобы сохранить спектакль. Чудом выскользнувший из кровавой мясорубки 30-х, он отвергал борьбу как способ выживания. И никогда не спорил с цензурой, но и не угождал ей, полагая, что писать стоит, как пишется. А уж потом пусть цензура сама точит свой топор. О фильме «Смелые люди» шептали, что это заказ самого Сталина. И все же приключенческая ковбойская лента об отечественном героизме была принята в штыки. Их вызывали на ковер, картину называли халтурой, велели переделывать… Но одна шестая суши все больше походила на «палату № 6». И в завершение всех разносов им дали Сталинскую премию. А Николай Робертович наконец-то получил «чистый паспорт». «Разве я уклонился от общей участи? Разве я убежал от Октябрьской революции? Весь Октябрь я из дому не выходил». Режиссер Андрей Хржановский, с младых ногтей почитавший талант Эрдмана, мечтал в конце 60-х поставить анимационный гоголевский «Нос» по сценарию драматурга. Но не успел. За фильм «Стеклянная гармоника» и его сослали на Балтийский флот. «…Вернусь — и бухнусь вам в ноги, Николай Робертович, напишите для меня сценарий по Гоголю», — просил он своего кумира перед отбытием. «Только предупреждаю вас: бухайтесь скорее, не тяните, а то они у меня скоро совсем отвалятся», — отвечал тот. Через непродолжительное время Андрей Хржановский получил из дому письмо, из которого узнал о кончине Николая Робертовича. …В детстве позавидовал он одной собаке. На утреннике в цирке демонстрировала она потрясающее знание таблицы умножения. Когда собака, не задумываясь, вытаскивала дощечки с правильными ответами, сердце ученика приготовительного класса обливалось кровью. Всю дорогу домой молил свою крестную купить эту необыкновенную собаку, чтоб решала она за него трудные задачки. Но крестная была неумолима. Так и не научился он за всю жизнь вытаскивать дощечки с нужными ответами. «Бонвиван», настоящий игрок, пропадающий на бегах, он именовал себя «Долгоиграющий проигрыватель». Азартный и одинокий, любимец женщин и любитель коньяка и романсов. Не добытчик, скорее растратчик. Пловец «с других берегов». И в то же время вклад этого осколка «тлетворного» прошлого в строительство революционной Таганки и по сей день неоценим. На условное безмолвие он обрек себя сам, потому и начал писать сценарии, скетчи, либретто. В общем, зарабатывал деньги, как заметила Белла Ахмадулина, неутешительным трудом. Но и в этом труде был истинным творцом. Загорался, расшивая убийственными, филигранными репризами хрестоматийные оперетты, спектакли, ревю. Начал пьесу «Гипнотизер» — про то, как трудно говорить правду. Начал мощной, почти гоголевской сценой… И не закончил. Л. Трауберг на склоне лет сокрушался: «…какая потеря! Какой дьявольский заговор уничтожения лучшего, что существует в нашей породившей великое искусство стране…».

Лариса МАЛЮКОВА 29.01.2001 Николай Робертович Эрдман (1900 - 1970)

«Он не умел говорить банальности. Чаще всего молчал. Никогда не допускал фамильярности. Я не припомню в его речи ни одного иностранного слова. Невероятное дело, он создал жемчужины словестности , обходясь без таких привычных, «необходимых» выражений как «трюизм», «спонтанность», «эксперимент», «экзерсис»…» В. Смехов «Николай Эрдман»

Произведения Н.Р.Эрдмана:

Пьесы:

«Носорогий хахаль», пародия на пьесу «Великолепный рогоносец»

1923 — «Шестиэтажная авантюра», буффонада

1924 — «Гибель Европы на Страстной площади»

1924 — «Москва с точки зрения», обозрение, в соавторстве с В. Массом и др.

1925 — «Мандат»

1928 — «Самоубийца»

«Мать»

«Гипнотизер», не завершена

Инсценировка «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова, в соавторстве с Юрием Любимовым

Либретто оперетт

«Летучая мышь» Иоганна Штрауса, соавтор Михаил Вольпин

Либретто балетов

Сценарии художественных и мультипликационных фильмов:

«Спортивная честь», в соавторстве с М. Вольпиным

Сценарии цирковых представлений

Интермедии

Интермедии к сказке Карло Гоцци «Принцесса Турандот»

Интермедии к спектаклю по комедии Уильяма Шекспира «Два веронца»

Интермедии к спектаклю по трагедии У. Шекспира «Гамлет»

Интермедии к спектаклю «Пугачёв» по драматической поэме Сергея Есенина

Интермедия к комедии-оперетте Ф. Эрве «Мадемуазель Нитуш»

Куплеты, сцены для спектаклей

Куплеты к водевилю Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин»

Сцена к водевилю Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин»

Скетчи и куплеты для кабаре

Скетчи

http://www.memorial.krsk.ru/