Годы жизни: 1908–1970

Место рожд.:

Образование:

Годы ссылки: 1945-

Обвинение и приговор: Арестован, приговор - 10 лет ИТЛ.

Род деятельности музыкант.

Места ссылки Игарка.

Ученик Г. Г. Нейгауза и др. Концертную деятельность начал в 1929. В 1930-1941 аккомпаниатор Д. Ф. Ойстраха, выступал также с советскими (М. Б. Полякин, З. П. Лодий и др.) и зарубежными (М. Марсшаль и др.) исполнителями. Преподавал, в т. ч. в 1954-56 в Красноярске, с 1956 - в Харькове, с 1962 - в Киевской конс. (доцент, зав. кафедрой спец. фп.) участник международных музыкальных конкурсов, первый аккомпаниатор Давида Ойстраха. Ушел добровольцем в московское ополчение, попал в плен. На родине получил 10 лет лагерей. После расформирования театра в Ермаково этапирован в режимный лагерь № 7 Озерлага, там стал фельдшером (что спасло его от гибели). После освобождения работал в Красноярской филармонии. Пианист Всеволод Топилин — первый аккомпаниатор знаменитого скрипача Ойстраха (лагерным сроком ему аукнулось пребывание в немецком плену). Даже в течение тех четырех лет неволи, пока не попал в театр, Топилин упорно репетировал — без инструмента: на нарисованной клавиатуре разучивал концерты по нотам, которые Ойстрах присылал ему в зону.

В 1930-1941 - аккомпаниатор Д. Ф. Ойстраха, выступал также с М. Б. Полякиным, З. П. Лодий, М. Марешаль и другими исполнителями. Был репрессирован сталинским режимом. Преподавал: в 1954-1956 - в Красноярске, с 1956 - в Харькове, с 1962 - в Киевской консерватории - доцентом, зав. кафедрой специального фортепиано. Умер в 1970 г.

 « Яркий след в памяти многих музыкантов 50-х годов оставил Всеволод Владимирович Топилин, воспитанник Г.Г. Нейгауза, концертмейстер великого Давида Ойстраха. Во время войны он попал в плен, а после освобождения был репрессирован и многие годы провел в лагерях. В 1954 году после освобождения он попал в Красноярск. Человек энциклопедических знаний, владевший огромным фортепианным репертуаром, он на уроках музыкальной литературы иллюстрировал все сонаты Скрябина и Прокофьева, прелюдии Дебюсси, тогда еще не знакомые провинциальным слушателям, давал сольные концерты, консультировал молодых пианистов»
                                                                    Красноярский колледж искусств (Интернет)

Статья: Виктор Герасимов. "Андреевский спуск", книга стихов, Библиотека журнала "Дніпро", Киев, 1998 г. ТАК С ЭПОХОЙ НАДО СЛИТЬСЯ, ЧТОБЫ МУЗЫКА БЫЛА Впечатления от книги с бесхитростным названием Игорь ЛАПИНСКИЙ ... Сокровенные строки Виктора Герасимова очень часто посвящаются людям, незаслуженно забытым, как бы искупляя некую, ставшею, увы, обыденной, несправедливую привычку забывания людей, не успевших за жизнь короткую свою увековечить себя в мраморе и в бронзе. К таким Личностям с большой буквы относится пианист Всеволод Владимирович Топилин, человек-легенда, проживший чрезвычайно тяжёлую и в то же время значительную жизнь: "Словно клавиши рояля, Чёрно-белая Судьба". В книге "Андреевский спуск" ему посвящено большое поэтическое произведение, названное автором "Новеллой". Конкретные события и факты биографии пианиста вынесены за скобки повествования. В качестве краткого комментария можно перечислить несколько из них. Ученик и ассистент Генриха Нейгауза В.В.Топилин в довоенное время в дуэте со скрипачом Давидом Ойстрахом много гастролировал, снискав себе известность не только в СССР, но также во многих европейских странах. Зимой 1941 г. В.В.Топилин уходит в московское ополчение, и, попав в плен, оказывается в немецком концлагере. Благодаря своей известности в качестве музыканта В.В.Топилин уцелел в аду концлагеря, затем -- был освобождён и, находясь на территории фашистской Германии, получил статус "остербайтера" -- так называемого восточного рабочего. Работал органистом, выступал с сольными концертами как пианист. В 1945 г. скоропалительным советским военным судом "за измену Родине" был приговорён к расстрелу и три дня провёл в камере смертников, ежеминутно ожидая расправы. Поседел весь, как лунь. "Не пробьётся даже в снах жуть молчального застенка, где прописан был Исбах и Дмитревский, и Губенко." Приговор заменили длительным сроком. Семь лет лагерей на Колыме не сломили талантливого человека. "...Но Топилин был толковей. И у тех колючих стен полюбил его Бетховен, благодарен был Шопен. В назиданье всем вокруг он "хранил своё терпенье", этот сердца сладкий стук, жизни жадное биенье." Затем -- реабилитация, преподавательская работа в Харьковской, спустя некоторое время -- заведование фортепианной кафедрой в Киевской консерваториях. Умер В.В.Топилин в 1970 г., оставив после себя целую школу незаурядных музыкантов. В "Новелле" о В.В.Топилине В.Герасимову удались, по крайней мере, две вещи. Первая из них -- созданье полноценного образа музыканта-интеллектуала, любимца учеников и публики: "Как играл он! С чем сравнить? -- Чёрный кобальт выбираю, мрамор красный, малахит...Колыханье мантий, шалей...Гёте...Сретенье...Камин... Звон монаший двух бокалов, а наутро вдруг -- один!" И вот это извечное одиночество, не одной лишь биографией обусловленное, в "Новелле" отражено многократно и убедительно. Потому что это -- классическое одиночество художника, маэстро, в своём искусстве добравшегося до таких высоких, ледяных вершин, откуда отставших попутчиков давным-давно уже и не видно. http://sotyjornal.narod.ru/soty2/rec/lap.htmlУченик и ассистент Генриха Нейгауза В.В.Топилин в довоенное время в дуэте со скрипачём Давидом Ойстрахом много гастролировал, снискав себе известность не только в СССР, но также во многих европейских странах. Зимой 1941 г. В.В.Топилин уходит в московское ополчение, и, попав в плен, оказывается в немецком концлагере. Благодаря своей известности в качестве музыканта В.В.Топилин уцелел в аду концлагеря, затем был освобождён и, находясь на территории фашистской Германии, получил статус "остербайтера", так называемого восточного рабочего. Работал органистом, выступал с сольными концертами как пианист. В 1945 г. скоропалительным советским военным судом "за измену Родине" был приговорён к расстрелу и три дня провёл в камере смертников, ежеминутно ожидая расправы. Поседел весь, как лунь. "Не пробьётся даже в снах жуть молчального застенка, где прописан был Исбах и Дмитревский, и Губенко." Приговор заменили длительным сроком. Семь лет лагерей на Колыме не сломили талантливого человека. "...Но Топилин был толковей. И у тех колючих стен полюбил его Бетховен, благодарен был Шопен. В назиданье всем вокруг он "хранил своё терпенье", этот сердца сладкий стук, жизни жадное биенье." Затем - реабилитация, преподавательская работа в Харьковской, спустя некоторое время - заведование фортепианной кафедрой в Киевской консерваториях. Умер В.В.Топилин в 1970 г., оставив после себя целую школу незаурядных музыкантов. «Пианист с европейски известным именем, ближайший аккомпаниатор одного из ведущих скрипачей страны (пианист Всеволод Топилин, первый аккомпаниатор Давида Ойстраха), отбывал 10-летний срок за то, что из ополченченской дивизии попал в плен и там... не подох с голоду. Известно, немцы высоко ценят хорошую музыку. Узнав, что пленный солдат является музыкантом-виртуозом, допустили его к инструменту. Закрытые выступления этого пианиста для узкого круга слушателей стали сенсацией. В конце концов, незадолго до падения рейха, его выпустили из лагеря и дали возможность концертировать для публики, в том числе для русских военнопленных, немецких вдов и сирот. Домой, в Россию, он возвратился по доброй воле, получив заверения советских органов, что на его ограниченную концертную деятельность в Германии никаких косых взглядов не будет. По прибытии в Москву он был, однако, вскоре арестован, судим и отбывал срок на общих основаниях, пока заключенным театральным работникам не удалось, после нелегких хлопот, перевести его в свой "ансамбль". Положение его было, однако, непрочным и, в конце концов, политотдел отослал его в суровый режимный лагерь - Тайшетский (но это произошло полугодом позже). В ту новогоднюю ночь пианист перехватил спиртного. Опекавшая его певица Дора (театральная прима) оттащила своего подопечного от концертного "Бехштейна" и увела на сцену, со всех сторон укрытую в тот час от недобрых взоров двойным занавесом. Рональд во время одного из своих обходов заглянул к ним с бокалом шампанского - чокнуться и сказать что-то ободряющее. Пианиста била судорога. С перекосившимся лицом он рвался из мягких женских рук и глухо стонал. Рональд заметил на полу клочки разорванного портрета товарища Сталина! - Кот уссатый...- стонал музыкант.- Кот п-р-р-окля-тый! Душитель мира и миллионов! Кот ус-с-атый... Безродный грузинский выб..... Палач! Крокодил окаянный! Издох бы он завтра - и все в мире переменилось бы! Побелевшая от страха прима то кидалась поднимать обрывки портрета, то зажимала рот возлюбленному, то беспомощно, в слезах, молила Рональда взглядом не обращать внимания на слова обезумевшего. Ведь он нарушал основное, золотое советское правило осторожности: говорить с долей откровенности можно только вдвоем! Третий - уже свидетель! Для будущего следствия! Рональд быстро убрал со сцены опасные улики, спросил, где "крокодил" висел (оказалось, в костюмерной), попытался успокоить расходившегося друга. - Слушай, - говорил он тихо и убедительно, - неужели ты всерьез считаешь, будто этот грузинский урка на самом деле главный воротила нашего бедлама? Он просто выставлен, экспонирован, как идол у язычников, сделан объектом поклонения оглупленного народа. Боюсь, что даже если и околел бы - ничего у нас не улучшится. Пароксизм, видимо, смягчился, из глаз пианиста уходило безумие ненависти, он начинал понимать, что ему говорил Рональд. Но это снова вызвало его яростный протест! - Нет, нет! Обязательно улучшится! Если бы немцам удалось покушение 20 июля на фюрера, произошла бы смена фашистского божка, и это принесло бы перемены. Наш красный фашизм тоже изменился бы с уходом "крокодила". Нас бы не стали больше держать здесь; всё это он! Лагеря - он! Голод - он! Ссылка целых народов - он! Издохнет - будет по-другому. - Ну, дай-то Бог. Только я боюсь в это верить. Саму систему надо перетряхивать, вот что я понял, наконец! Только, брат, давай скорее ложись в артистической, а Дорочка с тобой посидит... "Крокодила" в костюмерной я сейчас заменю - у меня один лишний в запасе лежит. ...На "Сильве", доведенной до генеральной репетиции, политотдел 503-й стройки добился закрытия театра. Примечательной была преамбула к этому постановлению, вынесенному комиссией: "Признать театр Музкомедии Ансамбля КВО лучшим музыкальным театром в Красноярском крае..." Постановление заканчивалось пунктом о немедленном закрытии сего театра, ввиду создания излишнего авторитета заключенным исполнителям и т.д. Здание театра передавалось самодеятельному коллективу лесозавода. Артистов же разогнали по колоннам (в системе ГУЛЖДС лагеря, или ОЛПы, принято было называть колоннами), на общие подконвойные работы. Их, в сущности, ни в чем не обвиняли! Просто сочли недопустимым привлекать к ним внимание, симпатии и даже любовь игарских граждан. А неделей позже здание театра, внезапно охваченное огнем, начиная с чердака, сгорело дотла. Природа поистине не терпит пустоты! Как подозревали, подожгли театр детдомовцы, любившие детские утренники. Несомненно, этот подвиг явился как бы своеобразной данью любви к обожаемым артистам и пренебрежения к топорной самодеятельности с лесозавода.» Штильмарк Отрывок из рассказа Кравец Н. С. Шесть лет "режима" // Озерлаг: как это было / сост. и авт. предисл. Л. С. Мухин. - Иркутск : Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1992. - С. 187-202. http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pagesce18.html?Key=8272&page=187 Все прошло благополучно, и начальство так и не узнало, что «контрики» отметили советский праздник. После той «глубинки» почти весь контингент был вывезен в больницу. Надо ли пояснять причину? Миновав это оздоровительное учреждение, я с небольшим числом женщин попала на тайшетскую пересылку. Вот там я и встретила Всеволода Топилина, прибывшего с Севера (кажется, с Игарки). Великолепный пианист, ученик Г. Ненгауза, до войны он аккомпанировал Да виду Ойстраху. С того времени я помнила этого элегантного и обаятельного человека. Ныне же втайне ахнула, увидев его, совершенно седого, с коротким ежиком волос, небритого, в замызганном ватнике. Поначалу общение было очень тяжелым: Топилин был замкнут, неохотно шел на контакт. Спустя несколько дней он как-то отогрелся, стал изредка шутить. Однажды рассказал мне свою поразительную одиссею—об ополчении, об окружении и плене, о возвращении в Москву и аресте прямо на Белорусском вокзале. И 25 лет лагерей особого режима за «измену родине»! (Д. Гранин упоминал в «Зубре» о том, что Н. Тимофеев-Ресовский укрывал Топилина у себя в Берлине в конце войны.) На пересылке попытались организовать концертную бригаду. Топилин старался освоить аккордеон, и это оказалось для него поистине мучительной процедурой: слабый, истощенный, он попросту не в силах был растягивать меха инструмента. Пальцы правой руки уже начинали свободно бегать по клавиатуре, но левая ничего не могла поделать. Однако случилось чудо: в зону откуда-то привезли старенькое пианино с треснувшей декой и оголенными коричневыми клавишами. Его поставили в клубе. Топилин сел играть. О том, что это был вальс Шопена, я догадывалась только по ритму и глядя на руки пианиста. Звучало же что-то нелепое... И опять помогло чудо,—сколько их было в лагерях благодаря тому, что каждый из них являл собой вавилонское столпотворение наций, профессий, дарований, интеллектов! Был у нас удивительный человек, настоящий народный умелец—Алексей Бенедиктович Дорофеев из Прокопьевска. В его каморку-мастерскую «вольняшки» таскали для починки самые разнообразные - 197 - предметы, и он умудрялся все налаживать. Так вот, этот Леня, как его все звали, кинулся чинить пианино. Раздобыл старую, но крепкую боковую доску, смастерил новый вирбельбанк (колгодержатель), просверлил отверстия для колков, натянул струны. Когда все было смонтировано и изготовлен ключ, началась настройка. Мы с Топилиным приступили к священнодействию. Оба вспоминали давно забытые, да и не усвоенные в свое время в консерватории законы темперации, тщательно выстраивали квинты и октавы, и, конечно, результат «не сошелся». Все же постепенно мы достигли удовлетворительного строя,— но наутро он опустился. Начали все снова. И вот наступил счастливый миг. Кое-какие ноты у нас были, и мы в эйфории играли подряд все — «Славянские танцы» Дворжака и Концерт Мендельсона, «Цыганские напевы» Сарасате и концерты Чайковского и Кабалевского. Пианино доставили в клуб, был разрешен концерт. Программу готовили наспех: у нас с Топилиным был необычный номер: мы играли «Размышление» из оперы Массне «Таис», и под эту музыку рядом с нами танцевала свою импровизацию прелестная молодая балерина, работавшая ранее в театре Будапешта, Долли Таквариан-Преч (через год она умерла после операции в лагерной больнице). Забыв, что здесь все живут одним днем, мы уже полны были творческих планов... Но на следующее же утро пианино увезли. Теперь, в исправленном виде, оно понадобилось начальнику для его детей. А еще через несколько дней мы снова разъехались по трассе. Топилина я еще раз мельком видела в Москве в конце 50-х годов. Он преподавал в Харькове, затем в Киевской консерватории. Но прошлое тяготело над ним, он не мог жить по обычным человеческим меркам и ушел из жизни сознательно... Читателю, имеющему терпенье просмотреть мои записи до конца, может, вероятно, показаться, что жизнь музыканта в лагерях состояла преимущественно из забавных случаев и вообще не была особенно мрачной. Поэтому еще раз прошу понять, что я намеренно пишу о редких просветах, вдруг возникавших на общем фоне постоянного тяжелого физического труда и быта. Об этом сейчас много пишут в прессе.

1. Кравец, Н. С. Шесть лет "режима" / Н. С. Кравец // Озерлаг: как это было / сост. и авт. предисл. Л. С. Мухин. - Иркутск : Вост.- Сиб. кн. изд-во, 1992. - С. 187-202.

2. http://www.sakharov-center.ru

3. http://www.memorial.krsk.ru/